Неточные совпадения
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и
легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну
в то время, как она говорила
с ней; но теперь она
не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях
с особенною, новою для нее прелестью,
в каком-то новом сиянии возникали
в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что
не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Татьяна, по совету няни
Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала
в бане
На два прибора стол накрыть;
Но стало страшно вдруг Татьяне…
И я — при мысли о Светлане
Мне стало страшно — так и быть…
С Татьяной нам
не ворожить.
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и
в постельЛегла. Над нею вьется Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спит.
«Черт меня дернул говорить
с нею! Она вовсе
не для бесед. Очень пошлая бабенка», — сердито думал он, раздеваясь, и
лег в постель с твердым намерением завтра переговорить
с Мариной по делу о деньгах и завтра же уехать
в Крым.
Он продолжал шагать и через полчаса сидел у себя
в гостинице, разбирая бумаги
в портфеле Варвары. Нашел вексель Дронова на пятьсот рублей, ключ от сейфа, проект договора
с финской фабрикой о поставке бумаги, газетные вырезки
с рецензиями о каких-то книгах, заметки Варвары. Потом спустился
в ресторан, поужинал и, возвратясь к себе, разделся,
лег в постель с книгой Мережковского «
Не мир, но меч».
И
с тех пор комната чтится, как святыня: она наглухо заперта, и
постель оставлена
в своем тогдашнем виде; никто
не дотрогивался до нее, а я вдруг
лягу!
Дождик шел уже ливнем и стекал
с крыш, журча,
в кадушку; молния реже освещала двор и дом. Нехлюдов вернулся
в горницу, разделся и
лег в постель не без опасения о клопах, присутствие которых заставляли подозревать оторванные грязные бумажки стен.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней
в записке своей и из прежних бесед
с учителем своим, этого уже я
не могу решить, к тому же вся речь старца
в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою
в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа
в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь
в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой
в повествовании сем быть
не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже
ложился отдохнуть на
постель свою, хотя и
не засыпал, а гости
не покидали мест своих.
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много времени, потому что она все задумывалась: сняла браслет и долго сидела
с ним
в руке, вынула серьгу — и опять забылась, и много времени прошло, пока она вспомнила, что ведь она страшно устала, что ведь она даже
не могла стоять перед зеркалом, а опустилась
в изнеможении на стул, как добрела до своей комнаты, что надобно же поскорее раздеться и
лечь, — едва Верочка
легла в постель,
в комнату вошла Марья Алексевна
с подносом, на котором была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
Я разделся,
лег и старался заснуть; но час спустя я опять сидел
в постели, облокотившись локтем на подушку, и снова думал об этой «капризной девочке
с натянутым смехом…» «Она сложена, как маленькая рафаэлевская Галатея
в Фарнезине, [Знаменитая фреска «Триумф Галатеи» работы Рафаэля.] — шептал я, — да; и она ему
не сестра…»
Между матерью и дочерью сразу пробежала черная кошка. Приехавши домой, сестрица прямо скрылась
в свою комнату, наскоро разделась и,
не простившись
с матушкой,
легла в постель, положив под подушку перчатку
с правой руки, к которой «он» прикасался.
Одиноко сидел
в своей пещере перед лампадою схимник и
не сводил очей
с святой книги. Уже много лет, как он затворился
в своей пещере. Уже сделал себе и дощатый гроб,
в который
ложился спать вместо
постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник
в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
Я ушел, но спать
в эту ночь
не удалось; только что
лег в постель, — меня вышвырнул из нее нечеловеческий вой; я снова бросился
в кухню; среди нее стоял дед без рубахи, со свечой
в руках; свеча дрожала, он шаркал ногами по полу и,
не сходя
с места, хрипел...
С Вихровым священник (тоже, вероятно, из опасения, чтобы тот
не разболтал кому-нибудь)
лег спать
в одной комнате и уступил даже ему свою под пологом
постель, а сам
лег на голой лавке и подложил себе только под голову кожаную дорожную подушку.
— Мало ли, друг мой,
в доме занятий найдется?
С той минуты, как утром
с постели встанешь, и до той, когда вечером
в постель ляжешь, — всё
в занятиях. Всякому надо приготовить, за всем самой присмотреть. Конечно, всебольше мелочи, но ведь ежели
с мелочами справляться умеешь, тогда и большое дело
не испугает тебя.
Дни полетели один за другим
с быстротой,
не позволявшей матери думать о Первом мая. Только по ночам, когда, усталая от шумной, волнующей суеты дня, она
ложилась в постель, сердце ее тихо ныло.
Я уходил потому, что
не мог уже
в этот день играть
с моими друзьями по-прежнему, безмятежно. Чистая детская привязанность моя как-то замутилась… Хотя любовь моя к Валеку и Марусе
не стала слабее, но к ней примешалась острая струя сожаления, доходившая до сердечной боли. Дома я рано
лег в постель, потому что
не знал, куда уложить новое болезненное чувство, переполнявшее душу. Уткнувшись
в подушку, я горько плакал, пока крепкий сон
не прогнал своим веянием моего глубокого горя.
Действительно,
с тех пор как умерла моя мать, а суровое лицо отца стало еще угрюмее, меня очень редко видели дома.
В поздние летние вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок, избегая встречи
с отцом, отворял посредством особых приспособлений свое окно, полузакрытое густою зеленью сирени, и тихо
ложился в постель. Если маленькая сестренка еще
не спала
в своей качалке
в соседней комнате, я подходил к ней, и мы тихо ласкали друг друга и играли, стараясь
не разбудить ворчливую старую няньку.
А уж при лунном свете я решительно
не мог
не вставать
с постели и
не ложиться на окно
в палисадник и, вглядываясь
в освещенную крышу Шапошникова дома, и стройную колокольню нашего прихода, и
в вечернюю тень забора и куста, ложившуюся на дорожку садика,
не мог
не просиживать так долго, что потом просыпался
с трудом только
в десять часов утра.
Счастливый обладатель этого сокровища
не расставался
с ним ни на минуту и даже,
ложась спать, укладывал его
с собою
в постель.
Действительно, все мысли и чувства во мне до того угомонились, так сказать, дисциплинировались, что
в эту ночь я даже
не ворочался на
постели. Как
лег, так сейчас же почувствовал, что голова моя налилась свинцом и помертвела. Какая разница
с тем, что происходило
в эти же самые часы вчера!
— У всякого человека есть намерения, Джон, — сказал Дикинсон
с улыбкой сожаления к наивности дэбльтоунского стража. — Поверьте мне, у всякого человека непременно есть какие-нибудь намерения. Если я, например, иду
в булочную, — значит, я намерен купить белого хлеба, это ясно, Джон. Если я
ложусь в постель, — очевидно, я намерен заснуть.
Не так ли?
Да, он положительно симпатичнее всех… кроме пристава Васильева. Ах, боже мой, зачем я, однако же, до сих пор
не навещу
в сумасшедшем доме моего бедного философа и богослова? Что-то он, как там ориентировался? Находит ли еще и там свое положение сносным и хорошим? Это просто даже грех позабыть такую чистую душу… Решил я себе, что завтра же непременно к нему пойду, и
с тем
лег в постель.
Легла она
в постель рано, а уснула поздно. Снились ей все какие-то портреты и похоронная процессия, которую она видела утром; открытый гроб
с мертвецом внесли во двор и остановились у двери, потом долго раскачивали гроб на полотенцах и со всего размаха ударили им
в дверь. Юлия проснулась и вскочила
в ужасе.
В самом деле, внизу стучали
в дверь, и проволока от звонка шуршала по стене, но звонка
не было слышно.
Ссора
с матерью сильно расстроила Елену, так что, по переезде на новую квартиру, которую князь нанял ей невдалеке от своего дома, она постоянно чувствовала себя
не совсем здоровою, но скрывала это и
не ложилась в постель; она, по преимуществу, опасалась того, чтобы Елизавета Петровна, узнав об ее болезни,
не воспользовалась этим и
не явилась к ней под тем предлогом, что ей никто
не может запретить видеть больную дочь.
Даже когда я
лег в постель, то и тут последнею мыслью моею было: к сожалению, должно признаться, хотя,
с другой стороны, нельзя
не сознаться…
Потом следуют еще четыре бутылки, потом еще четыре бутылки… желудок отказывается вмещать,
в груди чувствуется стеснение. Я возвращаюсь домой
в пять часов ночи, усталый и настолько отуманенный, что едва успеваю
лечь в постель, как тотчас же засыпаю. Но я
не без гордости сознаю, что сего числа я был истинно пьян
не с пяти часов пополудни, а только
с пяти часов пополуночи.
Затем еще шесть бутылок, еще шесть бутылок и еще… Я вновь возвращаюсь домой
в пять часов ночи, но на сей раз уже
с меньшею гордостью сознаю, что хотя и
не с пяти часов пополудни, но все-таки другой день сряду
ложусь в постель усталый и
с отягченной винными парами головой.
Дергая у своей двери за звонок и потом идя вверх по лестнице, я чувствую, что у меня уже нет семьи и нет желания вернуть ее. Ясно, что новые, аракчеевские мысли сидят во мне
не случайно и
не временно, а владеют всем моим существом.
С больною совестью, унылый, ленивый, едва двигая членами, точно во мне прибавилась тысяча пудов весу, я
ложусь в постель и скоро засыпаю.
В интересной, но надоедающей книжке «Последние дни самоубийц» есть рассказ про одну девушку, которая, решившись отравиться
с отчаяния от измены покинувшего ее любовника, поднесла уже к губам чашку
с ядом, как вдруг вспомнила, что, грустя и тоскуя, она уже более десяти ночей
не ложилась в постель.
В это мгновение она почувствовала, что ей страшно хочется спать. Она тщательно спрятала чашку
с ядом,
легла, выспалась и, встав наутро,
с свежею головою записала все это
в свой дневник и затем отравилась.
Что касается до Лизаветы Васильевны, то она была как будто бы спокойна: работала, занималась
с детьми, выходила часто из комнаты и, по-видимому, решительно
не замечала присутствия постороннего человека; но к концу дня, ссылаясь на головную боль,
легла снова
в постель.
Он, наконец, робко,
не подымая глаз, поднялся
с своего места, отправился к себе за ширмы и
лег в постель.
Пробило три часа. Коврин потушил свечу и
лег; долго лежал
с закрытыми глазами, но уснуть
не мог оттого, как казалось ему, что
в спальне было очень жарко и бредила Таня.
В половине пятого он опять зажег свечу и
в это время увидел черного монаха, который сидел
в кресле около
постели.
И
с сознанием этим, да еще
с болью физической, да еще
с ужасом надо было
ложиться в постель и часто
не спать от боли большую часть ночи. А на утро надо было опять вставать, одеваться, ехать
в суд, говорить, писать, а если и
не ехать, дома быть
с теми же двадцатью четырьмя часами
в сутках, из которых каждый был мучением. И жить так на краю погибели надо было одному, без одного человека, который бы понял и пожалел его.
Надя пошла наверх и увидела ту же
постель, те же окна
с белыми, наивными занавесками, а
в окнах тот же сад, залитый солнцем, веселый, шумный. Она потрогала свой стол,
постель, посидела, подумала. И обедала хорошо, и пила чай со вкусными, жирными сливками, но чего-то уже
не хватало, чувствовалась пустота
в комнатах, и потолки были низки. Вечером она
легла спать, укрылась, и почему-то было смешно лежать
в этой теплой, очень мягкой
постели.
До рассвета
В постелю не ложился. Все ходил
По-прежнему и сам
с собою все
Как будто разговаривал.
Наконец уехал последний гость. Красный круг на дороге закачался, поплыл
в сторону, сузился и погас — это Василий унес
с крыльца лампу.
В прошлые разы обыкновенно, проводив гостей, Петр Дмитрич и Ольга Михайловна начинали прыгать
в зале друг перед другом, хлопать
в ладоши и петь: «Уехали! уехали! уехали!» Теперь же Ольге Михайловне было
не до того. Она пошла
в спальню, разделась и
легла в постель.
— Теперь, брат, ау! Кончено. Но что это
с тобой, Фроим? Ты как вареный:
не мог сам надеть кольцо. Постой, дай руку! Да у тебя жар… Ступай скорее домой и
ляг в постель. Отведи его, Израиль, и позови доктора. Ну, ступай, Фроим.
Не беспокойся. Дело все-таки сделано.
Около полудня, кончив мыть комнату гармониста, Григорий ушёл куда-то
с санитаром, воротился часа
в три задумчивый, молчаливый,
лёг на
постель и вплоть до чая лежал кверху лицом,
не вымолвив за всё время ни слова, хотя жена много раз пыталась вызвать его на разговор. Он даже
не обругал её, — это было странно, непривычно ей и возбуждало её.
— Ну, вот видишь ли, — сказал граф, как был,
в пыльных сапогах
ложась на приготовленную
постель: — разве тут
не лучше, чем
в избе
с тараканами!
— Да, брат… — продолжает Малахин, слыша, как Яша
ложится рядом и своей громадной спиной прижимается к его спине. — Холодно. Из всех щелей так и дует. Поспи тут твоя мать или сестра одну ночь, так к утру бы ноги протянули. Так-то, брат,
не хотел учиться и
в гимназию ходить, как братья, ну вот и вози
с отцом быков. Сам виноват, на себя и ропщи… Братья-то теперь на
постелях спят, одеялами укрылись, а ты, нерадивый и ленивый, на одной линии
с быками… Да…
Знаете, если человек проваландался целую ночь, по случаю первопутка, за городом и
лег в постель около четырех часов утра, да еще
лег с не совсем свежей головой, и если еще при этом ему предстоит днем серьезная и срочная работа…
Алеша возвратился
в дом и весь вечер просидел один
в классных комнатах, между тем как на другой половине часу до одиннадцатого пробыли гости. Прежде, нежели они разъехались, Алеша пошел
в нижний этаж,
в спальню, разделся,
лег в постель и потушил огонь. Долго
не мог он заснуть. Наконец сон его преодолел, и он только что успел во сне разговориться
с Чернушкой, как, к сожалению, пробужден был шумом разъезжающихся гостей.
Настало время
ложиться спать, и Алеша
с нетерпением разделся и
лег в постель.
Не успел он взглянуть на соседнюю кровать, опять освещенную тихим лунным сиянием, как зашевелилась белая простыня — точно так, как накануне… Опять послышался ему голос, его зовущий: «Алеша, Алеша!» — и немного погодя вышла из-под кровати Чернушка и взлетела к нему на
постель.
«Путешествие!» — твердил он, вставая поутру. «Путешествие!» — шептал он,
ложась в постель, и
в этом слове таилось обаятельное для него очарование. Он попытался было съездить для развлечения к Софье Кирилловне, но ее красноречие и развязность, ее улыбочки и ужимочки показались ему очень приторны. «Какое сравнение
с Верочкой!» — думал он, глядя на расфранченную вдову, и между тем мысль уехать от этой самой Верочки
не покидала его…
— Раздевайся скорее и
ложись… Уж бог
с тобою, мыться
не надо. Глаза
не смотрят, вижу, — произнесла Елена Дмитриевна и, собственноручно раздев сморившуюся Дуню, уложила девочку
в постель.
И
с этим Горданов стал скоро раздеваться и,
не зажигая свечи,
лег в постель, но
не заснул, его долго-долго давил и терзал злой демон — его дальновидность.
Никем незамеченная, она ушла домой ни
с кем
не простясь; сняла, разорвав
в нескольких местах, свое новое шерстяное платье и,
легши в постель, послала кухарку за гофманскими каплями.
Это произошло на успение. Пообедав, я отпустил Авдотью со двора, а сам
лег спать. Спал я крепко и долго.
В передней вдруг раздался сильный звонок; я слышал его, но мне
не хотелось просыпаться:
в постели было тепло и уютно, мне вспоминалось далекое детство, когда мы
с братом спали рядом
в маленьких кроватках… Сердце сладко сжималось, к глазам подступали слезы. И вот нужно просыпаться, нужно опять идти туда, где кругом тебя только муки и стоны…
Одно хорошо: прийти домой, выпить стакан горячего чаю
с коньяком,
лечь в чистую, уютную
постель и сладко заснуть… «И почему я
не делаю этого? — со злостью подумал я.
Я молча спрыгнула
с ее
постели и пошла к себе. Мне было стыдно и больно за то, что я
не сумела скрыть моего порыва перед всеми этими злыми, безжалостными девчонками. Молча
легла я
в свою
постель, зарылась
в подушку
с глазами полными слез, и… тотчас же
в моей памяти возникли дорогие картины…